Мы так и не осознали своего поражения

Дорогие мои,  сегодня наше братство вольных и безродных  каменщиков - космополитов пополнилось новым вольнодумцем. Имею честь представить его своим ученикам и подмастерьям:

      

Протоиерей Георгий Митрофанов,  профессор Санкт-Петербургской духовной академии.

- Отец Георгий, недавно вышла в свет Ваша книга «Трагедия России. Неизвестные страницы истории XX века», которая вызвала достаточно серьезный резонанс и полемику в общественной жизни не только России, но и в Русском Зарубежье, в Европе и даже на Ближнем Востоке. Расскажите, как возникла идея написания этой книги, какой посыл Вы хотели передать и церковной аудитории, и светскому обществу.

- Я являюсь священником и одновременно церковным историком, и в ходе своей жизни, пастырской деятельности, преподавательской деятельности я постоянно размышлял о том, что же произошло не только с Россией, но и с Русской Православной Церковью в XX веке? Моя многолетняя преподавательская деятельность, работа в Синодальной комиссии по канонизации святых, преподавание именно истории Русской Православной Церкви XX века, постепенно позволили мне для самого себя ответить на вопрос о том, как происходили гонения в нашей стране. Каковы были их масштабы, каковы были их формы?

Но со временем для меня встал другой вопрос, на который я попытался ответить в своей магистерской диссертации, которая вышла под названием «Россия XX века – восток Ксеркса или восток Христа», почему в России стали возможны гонения? Это еще один важный вопрос, без которого мы не поймем нашей истории XX века. Размышляя над этими вопросами, я выступал не только как сотрудник Синодальной комиссии по канонизации святых, подготавливавшей жития Новомучеников, не только как преподаватель истории Русской Православной Церкви XX века, но и как публицист, ибо не только в проповедях, которые я произносил на амвоне и которые вышли отдельной книгой, но и в своих статьях, которые я публиковал в различных изданиях и церковных, и нецерковных, я пытался размышлять над тем, что происходило в нашей стране в XX веке. В контексте судеб отдельных личностей, в контексте наиболее значимых событий. Размышляя над всем этим, я приходил к определенным выводам, которые мне вполне естественно захотелось суммировать в какой-то книге.

Я пошел не по пути написания новой книги вообще, а по пути создания книги, в которой были бы собраны мои статьи последних десяти лет, в которых я отзывался на актуальные проблемы и на те события нашего исторического прошлого, которые помогают понять нашу современную и, прежде всего, я хочу это подчеркнуть, церковную жизнь. Ибо наряду с вопросами, как происходили гонения, почему они происходили именно в России, передо мной стоял в последние годы еще очень важный и еще очень мучительный вопрос, а какова ответственность Русской Православной Церкви в том, что гонения на Церковь в России стали возможны? Ведь именно она на протяжении 900 лет воспитывала народ, и в какой-то очень важный момент своей истории русский народ оказался неспособным преодолеть те соблазны, которые возникли перед ним и которые толкнули его на путь гонения собственной Церкви, собственного духовенства. К ответу на этот вопрос я еще только подхожу сейчас, и для меня было очень важно суммировать в книге мои размышления, в которых я пытался ответить на два предыдущих вопроса: как происходили гонения и почему они происходили?

При этом я исходил еще из того, что, будучи священником и историком, я должен был, и всегда стремился это делать, отзываться на какие-то актуальные проблемы нашей не только прошлой, но и современной жизни, вот почему жанр публицистики меня и привлек. Публицистика конечно в чем-то поверхностна, скоротечна, но она несет в себе живое ощущение тех перемен, которые происходили в последние годы в нашей стране довольно таки интенсивно. Перемены разного толка. И все-таки самое главное было для меня - попытаться представить свою позицию по отношению к происходившим в России событиям, в которой я стремился именно с точки зрения христианской веры, с точки зрения Евангелия осмыслять судьбы многих личностей, многие события нашей истории.

Вы уже упомянули полемику, которая возникла вокруг моей книги. Были отзывы положительные, были отзывы отрицательные, причем уровень тех и других показывал насколько в целом по-разному духовно и культурно развиты мои оппоненты и мои единомышленники. Я не хотел бы пока давать оценку этой полемике, возможно, я еще приведу в отдельной книге отзывы моих сторонников. Отзывы моих противников были суммированы в какой-то странной книге под названием «Правда о генерале Власове», хотя в ней собраны отзывы, критикующие мою книгу, в которой Власову из 240 страниц посвящено менее 20 страниц.

Я сделал для себя, может быть, самый важный и печальный вывод, связанный с полемикой вокруг моей книжки.

Ведь как её критиковали? Нарочито вырывали из контекста всей книги содержание трех проповедей о генерале Власове, которые я произносил на панихидах, проповедях, и в которых я ни разу не называл генерала Власова героем, меня же обвиняли в том, что я пытаюсь сделать генерала Власова чуть ли не святым, считаю его героем. Всё это поверхностные и безосновательные обвинения. На самом деле меня всегда интересовал не генерал Власов, куда менее мне симпатичный, чем его сторонники, более яркие и достойные, как генерал Трухин или генерал Меандров, гораздо больше меня интересовали те более миллиона советских граждан, которые пошли воевать против собственного государства. И для того, чтобы понять, почему это случилось, нужно размышлять над тем, что происходило у нас во время революции, отчасти до революции и после революции и даже после Второй мировой войны, что я и делал в своей книге. Я это делал опять-таки с точки зрения христианского взгляда на историю.

Я очень хорошо понимаю, что главной опасностью нашей современной церковной жизни является подмена в ней христианского мировоззрения очередной политической идеологией, тоталитарной по сути, антихристианской, античеловеческой по существу, хотя и прикрывающейся православной атрибутикой. Так вот реакция на мою книгу моих оппонентов показала, насколько же в нашей церковной жизни активны люди, сознание которых по сути дела не является церковным, не является вообще религиозным, а является традиционно политически ангажированным и заидеологизированным.

Книгу, в которой как раз не содержалось никакой идеологической догмы, а содержались определенного рода оценки, хотя бы в чем-то обоснованные и последовательные, представлена как книга, предлагающая новый вид идеологии на основе одной из политических тем, являвшейся в моей книге отнюдь не доминирующей.

Показательно, что в Русском Зарубежье - и среди представителей Русской Зарубежной Церкви, и среди представителей Западноевропейского экзархата – моя книга была принята всеми слоями эмиграции, в т.ч. и представителями старой эмиграции, именно как книга, лишенная какой-либо политизированности, а дающая просто христианский взгляд на русскую историю. Так вот мои здешние оппоненты по существу проявили себя именно как люди, которые пребывая вроде бы в Церкви, выступают от имени Церкви, а по сути являются выразителям определенного рода тоталитарной, я бы так сказал, «псевдоправославной» «коммуно-фашистской» идеологии. Эта заидеологизированность многих из тех, кто пишет в сфере церковной публицистики, печалит. Ведь на самом деле многие люди, приходящие сейчас в церковную жизнь, оказываются людьми, у которых нет глубоких религиозных запросов, но есть желание обрести для себя очередную тоталитарную идеологию, избавляющую их от свободы и ответственности, от необходимости делать свой духовный и нравственный выбор. Таковую они видят в Православии. И термин «православие» уже давно заменил для них термин «христианство, христианская вера, вера Христова», что очень показательно.

Кроме того, это нарочитое стремление представить Церковь Христову как эксперимент всего лишь исторической судьбы того или иного, а в данном случае – русского народа, тоже не может вызывать опасений. Ведь в конечном итоге Церковь призвана не помочь тому или иному народу исполнить его историческую миссию, она исполняет собственную миссию, вбирая в себя лучших представителей самых разных народов. Здесь мы сталкиваемся действительно с манифестацией мировоззрения, которое во многом отстоит от подлинного христианства. Я имею в виду ту полемику, которая развернулась, и те критические аргументы, которые высказывались по поводу моей книги.

Так же еще один существенный момент нужно подчеркнуть. Я поразился тому, с какой легкостью не только мои оппоненты, но и многие представители нашей церковной жизни забыли ужасы коммунистического прошлого. Вслушиваясь в тональность полемики с желанием оправдать советское прошлое, оправдать даже самого Сталина, становится понятным, почему, прославив почти полторы тысячи новомучеников в Соборе Новомучеников и Исповедников Церкви Российской XX века, Русская Православная Церковь так и не смогла обратить внимание многих своих пасомых на их подвиг по существу. Они остаются сейчас одними из самых непопулярных святых. И выражаясь современным языком, «их рейтинг» не сопоставим с «рейтингом» блаженной Матронушки. Это тема отдельного разговора. Так вот реакция на книгу выявила самые для меня печальные обстоятельства, а именно глубокую политическую заидеологизированость нашей церковной жизни, а когда Церковь перестает быть сама собой, она в конечном итоге делается совершенно неспособной повлиять на ход событий, в том числе, в той стране, в которой она пребывает. Она по существу не исполняет своей главной спасительной миссии.

- Сейчас в России мы видим, как навязывается обывателю стереотип, что все успехи нашей исторической Родины, в том числе и советской власти, – неотъемлемая часть нашей национальной истории, в которой ничего особенно плохого и нет. Серьезно стоял вопрос о том, чтобы вывесить плакаты с изображением Сталина в честь 65-летия Победы, возникают комиссии по «фальсификации результатов истории», которые начинают как раз действовать в обратном направлении… Такое невозможно представить в современной Германии, в которой четко обозначили, что есть добро, а что зло. Считаете ли Вы такие тенденции опасными для гражданского самосознания российского общества?

- Я должен сказать, что наше современное общество так и не осознало в полной мере ту трагедию, которая произошла с нашей страной. У меня у самого были иллюзии примерно до середины 90-х годов, что историческая Россия восстановима. Теперь она невосстановима. Это совершенно очевидно. Вот сейчас стало ясно, насколько же глубоко, действительно до основания разрушил большевизм нашу страну. И та нарождающаяся новая страна будет причудливым образом сочетать в себе черты досоветской России, советской России, какой-нибудь «банановой» республики, хотя боюсь, доминировать будут в ней черты советской России и «банановой» республики.

Невольно задумываешься над тем, что мы до сих пор не осознали того поражения, которое мы потерпели. А мы ведь потерпели поражение не только в третьей мировой - «холодной» войне, мы на самом деле потерпели поражение и во Второй мировой войне. Немцы, потерпев это поражение в прямом смысле этого слова – осознали это, впрочем, так же, как и японцы, и перестали изображать из себя обиженных и обойденных, а просто стали восстанавливать свою жизнь на других началах. У нас же произошло нечто иное.

Сейчас, я выскажу, может быть, самое резкое, парадоксальное суждение в связи с тем, что происходило в последнее время. Когда ко мне обращаются с вопросом: «а как можно отнестись к тому, что Лужков хочет украсить Москву портретами Сталина наряду с портретами советских маршалов?» Я всегда на это реагирую одним образом. Я считаю, что это правильно, потому что мы должны отдавать себе отчет в том, что во Второй мировой войне победил именно Сталин. Да, действительно русский народ как и в Первой мировой войне вынес основное бремя этой войны на себе. Но коммунистический режим лишил его плодов Победы. И произошло это по той простой причине, что Сталин, развязавший эту войну, предстал в результате в качестве «жертвы» этой войны, что его режим, терзавший нашу страну больше 20 лет перед этой войной, устоял и распространил свою власть на половину Европы.

Но, что самое страшное, в этой войне Сталин, уничтожив 27 миллионов русских людей, нанес нашему народу на глубинном, генетическом уровне травму, после которой наш народ был обречен на постепенное угасание. Что мы и наблюдали последующие десятилетия. И к итогу и исходу этого угасания мы сейчас подошли уже вплотную.

Да, Сталин действительно победил, он устоял, и главная его победа заключалась в том, что русский народ был уже не способен сопротивляться этому режиму после тех жертв, который он понес в этой войне. Поэтому, безусловно, праздник Победы – это победа Сталина. Ведь для нас существуют в данном случае только два возможных вывода: либо мы празднуем эту Победу, как Победу Сталина над Россией с его портретами, с портретами маршалов, которых он же и назначал. Почему портреты маршалов могут висеть, а его главнокомандующего не должны висеть? Пускай висят, ибо этим маршалы, назначенные им, воевали, боясь своего главнокомандующего больше чем противника, отсюда и способ их войны - ценой солдатских жизней.

А вот второй вывод - если мы не хотим праздновать Победу Сталина над Россией, мы должны переосмыслить всё это событие и отдать себе отчет в том, была ли вообще достигнута эта Победа русским народом? На мой взгляд, очевидно одно – ценой огромных усилий русский народ жертвенно участвовал в Первой мировой войне, войне, в которую он вступил не как агрессор, эту войну русский народ и даже русское государство не хотели, но плоды той победы большевики отняли, когда их режим утвердился в России. Победа была украдена у русского народа. Во второй раз русский народ опять защитил свою землю, уже от нацизма, и опять большевизм украл эту победу, потому что, защитившись от нацизма, русский народ, был обречен переживать коммунизм, который ничуть не лучше нацизма, который унес русских жизней больше, чем даже нацизм.

Наконец бессмысленные гонки вооружения в третьей мировой «холодной» войне, когда перемалывались последние человеческие, интеллектуальные, финансовые и энергетические ресурсы нашей страны, коммунистический режим вновь обрек нас на поражение, и с этой точки зрения преисполняться чувством гордости за советский период истории – бессмысленно. Этот период по существу стал действительно провальным в нашей истории. Никакой нормальный трезвомыслящий немец не скажет, что замечательные автобаны, построенные при Гитлере или полное решение жилищных проблем, которое произошло в Германии, предмет исторической гордости.

Лозунг Гитлера «каждой немецкой семье – квартиру по количеству комнат на каждого члена семьи плюс еще одна лишняя комната» был достигнут. Но все эти успехи нацистской экономики в сознании немцев снивелированы тем, что немецкий народ был превращен в «стадо зверей», забывших заветы своих отцов, забывших заветы Христа. У нас, к сожалению, не произошло вот такого нравственного отторжения от коммунистического прошлого. И это обрекает нашу страну на то, что в какой-то форме ей придется повторить это прошлое и пережить его вновь.

- Какой же выход из сложившейся ситуации? Может быть, свою роль - гуманитарную, социальную, миротворческую - в этом процессе оздоровления нации сможет сыграть Русская Православная Церковь, благовествуя на примере Новомучеников российских XX века?

- В канун 9 мая на одном из телеканалов вышла программа «Картина маслом», в ней шла речь о роли Церкви в войне. И вот ведущий этой программы задал вопрос всем участникам: «всегда ли во время войны с внешним врагом Церковь должна быть вместе со своим государством, каким бы это государство не было»? Среди участников программы было несколько священников, несколько историков, и практически все, кроме меня, ответили на этот вопрос в той или иной форме утвердительно. Да, мы всегда со своим государством и со своим народом, который в этот момент, конечно, тоже должен быть со своим государством.

Я, отвечая на этот вопрос, сказал, что Церковь во все времена должна быть со Христом и свои отношения с государством должна строить, исходя из того, насколько это государство Христа приемлет. Она должна иметь мужество обличить государство, которое гонит Христа даже в условиях войны. Казалось бы, я сказал очевидную для православного священника истину, но со мной никто практически не согласился из участников программы, включая ведущих. И вот из этого я делаю вывод, что, к сожалению, даже среди наших священнослужителей, нашего духовенства политизированность сознания, идеологическая «зашоренность» сознания присутствует. А в таком случае сможем ли мы исполнять ту христианскую миссию, которую изначально Христос заповедовал Церкви, и будем ли мы встраивать в ту или иную политическую идеологию обслуживание интересов государства, забывая, что Церковь – это Царство не от мира сего?

- А как Вам тезис «Москва – Третий Рим», который мы помним со времен патриарха Никона, и утверждение, что Церковь должна дальше продвигаться на Запад и Восток, и тогда Москва станет Третьим Римом? На Ваш взгляд, «реставрация» этого лозунга, которую мы сейчас наблюдаем в XXI веке, будет иметь вес или это уже какое-то ангажирование постсоветского пространства? 

- Во-первых, после того, что мы пережили в XX веке нам нужно говорить о Москве уже как о каком-то Четвертом Риме, потому что Третий Рим рухнул, и можно только размышлять о том, когда он рухнул. Когда столица была перенесена в Петербург в начале XVIII века или тогда, когда большевики сделали столицей Москву в своей стране III Интернационала?

Во-вторых, как бы ни называть Москву Третьим ли Римом, Четвертым ли Римом, мне хочется вспомнить слова одного из историков, который сказал: «да, Москва - это конечно Рим, но третий, очень третий»… Рим есть Рим и, слава Богу, что Христос, основав свою Церковь на земле, не указал ей никакого конкретного персонального адреса. Даже Иерусалим – город, в котором Он проповедовал, город в котором Он был распят, не стал для Христа средоточием церковной жизни. Апостолы должны были идти во все концы Вселенной. Отчасти, конечно, начинать надо было с Рима – это было средоточие Империи той поры, но сейчас мир многополярен, как у нас любят об этом говорить, и христианство должно утверждать себя в этом многополярном мире, не прицепляясь к какому-то одному населенному пункту, как бы он ни назывался. Это с одной стороны.

С другой стороны, очевидно то, что образ Церкви как кочующего града Божиего нами совершенно уже утрачен. И мы готовы даже вот в этой самой Москве, все менее и менее напоминающей православный город, а скорее напоминающей какой-то евразийский караван-сарай с элементами Вавилона, видеть сосредоточие христианского мира. По меньшей мере, это глупо, если не дерзко и безнравственно. Поэтому я думаю, что эти мифологемы нужно оставить в прошлом.

- Продолжая нашу беседу, мне бы хотелось связать сложные вопросы церковной истории XX века с современным российским кинематографом. Недавно вышел на экраны фильм режиссера Владимира Хотиненко «Поп», по которому Вы уже высказывали свое мнение, подчеркнув, что этот фильм вызывает ощущение полуправды. Я тоже посмотрел этот фильм. Во-первых, бросилось в глаза отсутствие историчности, поскольку сложно представить отца Алексея Ионина, закончившего Богословский институт в Париже, таким вот провинциальным священником и прочие вещи. Во-вторых, я не смог сам себе ответить на вопрос, всё-таки какие-то хорошие тенденции в кинематографе происходят или продолжается некое обезличивание истории и попытка снова обслуживать идеологию, предложенную кем-то из политиков? 

- Я могу сказать, что до сего времени считаю лучшим фильмом на религиозную тему в нашем отечественном кинематографе фильм Владимира Хотиненко «Мусульманин». Поэтому фильм «Поп» я ожидал с большой надеждой, но он меня скорее разочаровал. Хотя наряду с двумя другими последними фильмами, в которых звучала религиозная тема, я имею виду фильм Павла Лунгина «Царь» и фильм Прошкина «Чудо», безусловно, фильм Хотиненко «Поп» является на порядок выше всех этих фильмов. Отчасти я об этом фильме уже говорил, но что еще можно обозначить в качестве главного недостатка. Режиссер взял за основу сюжета историю, которая показывает нам, как в условиях страны, в которой родился православный священник и которая затем перестала существовать, и как в условиях войны, в которой столкнулись между собой два богоборческих режима - нацистский и коммунистический, священник выполняет свою миссию.

Казалось бы, вот уже изначальная постановка вопроса о том, а что же такое Церковь по сути своей, что же такое Церковь сама по себе? Вот это и можно было бы показать, освободившись при этом от всякой идеологии. Кому служит священник? Прислуживает ли он как митрополит Сергий (Страгородский) в Москве советской власти или прислуживает он как митрополит Сергий (Воскресенский) в Риге, а потом в Вильнюсе нацистской власти. Два Сергия действовали так, как они могли – «по-сергиански». Было «сергианство красное» в Москве и было «сергианство коричневое» в Прибалтике, хотя каждый из них по-своему понимал так благо Церкви. Но были и многочисленные священники, которые в этих условиях служили действительно Христу, и вот противопоставить их позицию, позицию служения Христу, с позицией служения Церкви той или иной власти было бы чрезвычайно важно, и для этого были все основания.

Да, действительно, религиозная политика оккупационного нацистского режима была гораздо мягче, чем политика советского, на самом деле тоже оккупационного режима. Но дело ведь не в этом. Она могла измениться эта политика. Важно было то, что делали священники, а священники делали именно то, что они должны делать всегда и во все времена – служили Христу. Казалось бы, фильм и должен был быть ориентирован на это, но мы видим в процессе всего фильма, как черты священника - главного героя, несмотря на замечательную игру Маковецкого, отступают на второй план.

Перед нами предстает то «социальный работник», помогающий пленным, то какой-то «политический агитатор», который мечтает, как ему обмануть немца, который ему помогает, чтобы исполнить свой патриотический долг перед советской Родиной, которая его тоже вроде не приемлет, но с которой он ощущает себя связанным. Он служит в условиях, когда ему вообще-то помогают «плохие немцы», заручившись расположением «плохих партизан», которые для него почему-то являются «своими». Мы не видим священника ни с его паствой, ни в его литургической деятельности, ни в его миссионерской деятельности. И всё это происходит именно потому, что, снимая этот фильм, замахнувшись на действительно очень значимую тему, даже сам режиссер невольно боялся переступить через какие-то идеологические табу. Да, партизаны тоже, конечно, могли зверствовать там, эти страшные комиссары, но всё равно они лучше, чем немцы, чем полицаи, которых отпевать по каким-то причинам священник отказывается, хотя речь идет о сыновьях, братьях, мужьях его пасомых, живущих в этой деревне и т.д.

Этот фильм выразительно показал, как даже такому талантливому режиссеру, как Хотиненко, не побоявшемуся в фильме «Мусульманин» поднять очень острые религиозные вопросы, многими даже не воспринятые, не удалось преодолеть общую политизированность и идеологическую заштампованность нашего сознания советскими же стереотипами.

- Возникает парадоксальная ситуация: наша культура, кинематограф даже не в состоянии объективно оценить те исторические события. Не получилось фильма, объективно и взвешенно освещающего эту трагическую и тяжелую тему – положение верующих на оккупированных территориях. Мы видим, что «Православная энциклопедия» взялась за изучение этого вопроса, поскольку Святейший Патриарх Алексий II был из Эстонии, и он переживал все эти события, хорошо знал о подвиге Псковской духовной миссии. Несмотря на это, получается, что кинематограф оказался не способен осветить эти исторические события даже в документальном, и уж тем более в художественном жанре?

- К сожалению, кинематограф может выступать по роду своего положения как явление массовой культуры и не способен в этом случае решать многие проблемы, связанные с формированием у людей исторических взглядов, а вот формировать их мировоззрение он вполне может. Причем, действует он такими прямолинейными, такими грубыми пропагандистскими штампами. Если кинематограф высокого уровня, например как исторический кинематограф Польши, он может помочь своему народу, в условиях коммунистического забвения почти забывшему свою историю. Нам в данном случае с историческими фильмами не везло, но главное заключается в том, что у нас выработался стереотип, что то, что мы видим на экране является выражением подлинной жизни, подлинной истории. И я боюсь, что фильм «Поп» с его доминирующей полуправдой у многих создаст совершенно ложное представление, в том числе о деятельности Псковской духовной миссии, которая на самом деле является одной из самых замечательных страниц в истории Русской Православной Церкви.

Что же касается ожидания лучших исторических фильмов, пока ничего оптимистичного не могу сказать. После фильма Хотиненко вышел фильм Михалкова «Предстояние», после которого кажется, что фильм «Поп» и критиковать не стоит, потому что трудно вообразить такого падения и художественного, и исторического, и нравственного, как в фильме «Предстояние», снятого Михалковым, режиссером даже более талантливым, чем Хотиненко, но талант которого явно покинул его во время съемок этого фильма. После этого можно только рекомендовать всем нашим современникам черпать свои знания об истории из серьезной, хотя и немногочисленной художественной литературы, подобной роману Виктора Астафьева «Прокляты и убиты», из серьезной мемуарной литературы, подобно мемуарам нашего, покойного уже ныне, замечательного искусствоведа Николая Никулина «Воспоминания солдата», и из пока еще немногочисленных объективно написанных исторических исследований.

Вопросы задавал Павел Платонов, 16 июня 2010 года, Санкт-Петербург